«Ситуация с крымско-татарским языком напоминает качели: мы его не забываем, но и не очень активно изучаем» - «История»

Интервью с режиссером первой крымско-татарской сказки «Хыдыр-деде» о политизации кино, утерянном старом Крыме и проблемах крымских татар

Этим летом на экраны вышла первая в истории крымско-татарского народа национальная сказка «Хыдыр-деде». «Реальное время» побеседовало с режиссером картины Длявером Дваджиевым, который рассказал о том, как его фильм пытались превратить в политический инструмент, почему старый Крым утерян, насколько остро стоит языковой вопрос среди крымских татар и многом другом.

«Мы откинули всю магию и волшебство, которые не очень приветствуются в исламе»

— Длявер, расскажите, почему в основе вашей ленты лежит именно легенда о Хыдыр-деде? И правда ли, что со стороны религиозных деятелей и верующих было достаточно много критики из-за выбранной истории?

— Стоит начать с того, что у нас просто было желание снять крымско-татарскую сказку, поскольку у крымских татар ничего подобного в принципе нет — детям нечего показывать на родном языке. Как режиссер я не выбирал легенду — мне на стол просто лег сценарий про волшебника Хыдыр-деде, и в процессе прочтения он полностью меня захватил: там была и любовь, и противостояние добра и зла, присутствовали музыкальные элементы и так далее. В общем, я сильно проникся этой историей и сразу же подметил для себя, сколько деталей можно было бы подчеркнуть и проработать в процессе съемок.

Что касается второго вопроса, то, да, звучали определенные высказывания, но я бы не сказал, что это было настолько концентрированно. Чтобы не задеть ничьи чувства, наш сценарист в конце картины намекнул на то, что мы, по сути, не знаем, кто такой Хыдыр-деде. Когда дети спросили старика в фильме: «Кто же все-таки такой — этот волшебник?», он ответил, что Хыдыр-деде — обычный человек. То есть на всякий случай мы откинули всю магию и волшебство, которые не очень приветствуются в исламе.

— В большинстве публикаций снятую вами крымско-татарскую сказку называют «первой в мире». Отталкиваясь от этого, хочу спросить вас о ситуации с крымско-татарским кинематографом в целом. Есть ли выбор картин, много ли кинематографистов вообще?

— Это большая проблема. На мой взгляд, крымско-татарского кинематографа как такового сейчас просто не существует. Да, у нас есть ряд деятелей, занимающихся кинематографом, но их можно пересчитать по пальцам. Также с большой натяжкой можно сказать, что в плане кино мы идем в ногу со временем: даже в случае с нашим фильмом я прекрасно осознаю, что там есть много ошибок, которые, конечно, хотелось бы полностью исключить со временем.

Что касается «первой в мире крымско-татарской киноленты», то это описание вполне можно считать справедливым, поскольку над ней работали только крымские татары и снята она полностью на крымско-татарском языке. Насколько мне известно, несколько десятков лет назад выходила черно-белая картина на крымско-татарском языке — и все. Никаких полнометражных художественных фильмов вплоть до «Хыдыр-деде» снято не было.

Кстати, сейчас назрела серьезная проблема, связанная с тем, что у нас есть много молодых ребят, горящих желанием снимать что-то в этом же ключе, но им нужно определенное время, чтобы обучиться ремеслу, попытаться реализовать свои задумки хотя бы в формате короткометражек и так далее. Надеюсь, что через какое-то время мы начнем чаще выпускать художественные фильмы на крымско-татарском, но пока мы только ступили на этот путь.

— А оказывается ли хоть какая-то поддержка со стороны официальных лиц в этом направлении?

— Откровенно говоря, такой поддержки я пока не увидел. Если говорить про нашу картину, то чаще всего нам помогал народ, и это была колоссальная поддержка. К примеру, музеи, в которых хранились крымско-татарские костюмы или какой-то другой реквизит, безвозмездно отдавали все необходимое нам на площадку.

Также помогали с локациями: для съемок нам потребовалась аутентичная площадь, которую мы нигде не могли найти (и не могли сделать ее сами из-за скромного финансирования), но нам на помощь пришел владелец одного тематического ресторана — тоже, кстати, крымский татарин. Грубо говоря, он на два дня подарил нам свое заведение: мы завезли туда солому, привели осла, там постоянно работала толпа людей. Согласитесь, не каждый на это пойдет.

Кстати, осла для съемок нам тоже предоставил крымский татарин: девушки из съемочной группы просто ехали на машине и увидели пасшегося ослика, хозяин которого с радостью одолжил нам его, узнав, что мы снимаем крымско-татарскую сказку. Относительно гонораров — люди тоже не сильно зацикливались на материальной стороне вопроса: в нашей картине снимались актеры крымско-татарского театра, и, если бы мы платили им столько, сколько они получают обычно, то бюджет фильма закончился бы уже на третий день. Ребята просто брали минимальные гонорары и с удовольствием отрабатывали смены.

— И правда получается такая «народная картина».

— Да, наш небольшой народ снял свою сказку. Я вижу это именно так.

«Наши продюсеры пытаются договориться о показах с Татарстаном»

— Ранее вы упомянули «скромный бюджет» картины. Не озвучите для нас конкретные цифры?

— Это вопрос к нашим продюсерам, на который я, кстати, сам так и не получил точного ответа. Если честно, мне самому интересно, сколько мы потратили на эту сказку (смеется).

— А удалось ли хотя бы выйти в ноль с этой картиной?

— Пока нет, к сожалению. Вообще, промо фильма давалось нам с трудом — донести эту сказку до людей оказалось очень непросто. Несомненно, мы рассказываем о себе при помощи постеров и трейлеров на YouTube или в соцсетях, но ведь не все сидят в интернете.

Показ в Крыму набрал совсем скромные бюджеты. Хорошо нас посмотрел только Симферополь, а в каких-то отдаленных уголках на показ могли прийти буквально 10—15 человек. Многие вообще не знают о существовании такой сказки, потому что у нас нет площадки, где мы можем себя рекламировать. В принципе, из-за этого мы пока и не можем окупить эту картину.

— Вы не планируете показы где-то еще? В том же Татарстане, например.

— Этим летом мы уже побывали в Москве и Киеве. Кстати, я действительно слышал про то, что наши продюсеры пытаются договориться о показах с Татарстаном. Пока налаживаем каналы связи и работаем над этим.

— Длявер, скажите, а как реагировали зрители на киевских показах? И действительно ли имела место провокация (СБУ утверждала, что люди, работающие на «подрывной центр» из России, планировали сорвать премьеру «Хыдыр-деде» в Киеве, однако спецслужба якобы смогла задержать злоумышленников до того, как они воплотили свои планы в жизнь, — прим. ред.)?

— Я не открою большого секрета, если скажу, что многие крымские татары уехали с полуострова после событий 2014 года. Естественно, со временем люди стали ностальгировать по Крыму, по своим родным уголкам. И представляете, спустя несколько лет они видят на большом экране знакомые с детства края. Конечно, эмоции зашкаливали. Признаюсь, нам понравилось то, как нас встретили в Киеве.

По поводу инцидента могу сказать, что я так ничего и не понял. Я узнал об этом уже по возвращению в Крым. Вообще, конечно, были попытки превратить наш фильм в политический инструмент. К примеру, в том же Киеве мне встречались журналисты, которые специально спрашивали, почему некоторые крымско-татарские актеры не присутствуют на премьере. Я отвечал, что они просто не смогли приехать.

«Стоит крымско-татарский домик, а на нем висит ржавая тарелка, окна заменены на стеклопластик...»

— А как обстоит ситуация с языковым вопросом среди крымских татар?

— Проблема с языком очень большая. Если бы вы были крымской татаркой и разговаривали бы сейчас на своем родном языке, то моего знания крымско-татарского хватило бы буквально на две минуты общения с вами (смеется). Я бы не смог в полной мере выразить свои мысли и перешел бы на русский.

Языковая проблема назрела довольно давно — крымско-татарский действительно уходит в небытие. У меня самого есть ребенок, которого я пытаюсь научить нашему языку, но недавно он пошел в детский сад, и сейчас, когда я пытаюсь поговорить с ним на крымско-татарском, он смотрит на меня и просто не может понять, чего я от него хочу. Кстати, для нашей сказки мы искали главную героиню — красивую девушку, хорошо знающую крымско-татарский язык. Вы не представляете, насколько сложно ее было найти.

На мой взгляд, сохранение языка зависит даже не от школ или государства и его поддержки, а от самих людей, от ситуации в семьях. Родители не должны игнорировать уроки крымско-татарского, им следует говорить своим детям: «Сядь и сделай, пожалуйста, домашнюю работу по этому предмету».

При этом я не могу сказать, что не проводится вообще никакой работы по популяризации языка. Снимаются тематические ролики, ведется работа в интернете, в соцсетях присутствуют тематические сообщества. Также есть немало заинтересованных молодых ребят, которые собираются вместе, общаются на родном языке, играют в игры на крымско-татарском (в ту же «Мафию», к примеру) и так далее. В целом текущая ситуация с крымско-татарским языком напоминает мне качели: мы вроде бы его не забываем, но в то же время не очень активно его изучаем.

— Я также хотела спросить вас про объекты крымско-татарской культуры: много ли их сохранилось? Или те же локации для фильма приходилось собирать по крупицам?

— До начала съемок у меня был примерно месяц на то, чтобы проехаться по полуострову и найти подходящие локации. Мне подсказали несколько мест, где еще в нулевых можно было найти хотя бы два-три аутентичных крымско-татарских домика. В итоге я приехал туда и понял, что мы потеряли Крым, которым он когда-то был. Вы представляете, стоит крымско-татарский домик и на нем висит огромная ржавая тарелка, старые окна заменены на стеклопластик, а за ним еще какой-нибудь металлический сарай высится. Все, вид поломался.

К слову, нас очень спас Ренарт Саранаев — один из потомков крымских татар, живущих в селе Богатое ущелье, который отреставрировал старинную крымско-татарскую усадьбу. Мы сняли там достаточно много сцен. Вы заходите в этот дом и чувствуете какое-то родство с этой обстановкой. В нем настолько все продумано… Насколько этот дом старый, настолько же он уютный. Еще нам очень помог дом-музей крымских татар «Дервиш эви» в Бахчисарае, правда, приходилось брать буквально небольшой уголочек, добавлять в кадр каких-нибудь элементов и вот так снимать. В общем, приходилось собирать крымско-татарские объекты по крупицам.

— А сложно ли было достоверно воссоздавать атмосферу Крыма XVIII века? Просто, насколько я знаю, исторических источников о крымских татарах и об их быте сохранилось не очень много.

— Да, здесь мы тоже столкнулись с одной проблемой. Несомненно, нас консультировали историки, однако в один момент они начали пересекаться во мнениях. Возьмем, к примеру, сцену с рынком: один историк говорит, что овощи и фрукты тогда лежали на полу. Мы снимаем эпизод, приходит другой историк и говорит, что тогда были прилавки и все надо переделать.

Где-то на трети фильма я набрал достаточный объем информации от наших консультантов и дальше уже просто не вслушивался — мне в первую очередь хотелось снять хорошую крымско-татарскую сказку, а не историческую картину. Да, есть много моментов, которые исторически неправильны, но я выступал за то, чтобы в кадре оставалась динамика — все-таки это сказка и ей нужна красочность.