«У мусульман до 1917 года было много «иреклека» и совсем не было «хөррията» - «История»

Что такое Республика Татарстан? Часть вторая: Хөррият Фото: kazanutlary.ru В преддверии 100-летия Татарстана историк и востоковед Альфрид Бустанов продолжает цикл тематических колонок для «Реального времени» (часть 1 см. здесь). Сегодня наш колумнист обращает внимание на аспект «свободы» региона. Площадь Свободы Во многих городах мира центральная площадь называется площадь Свободы или площадь Освобождения. Это и знаменитый Тахрир в Каире (с 1952 года), и площадь в Тбилиси (с 1918 года), и, конечно же, Ирек мәйданы в Казани (с 1924 года). В большинстве таких случаев слово «свобода» отсылает к антиколониальной борьбе и освобождению от империалистического гнета, но в случае с Казанью есть свои нюансы. В Казани помимо площади Свободы/Ирек мәйданы есть еще одно место, связанное с идеей свободы. Это известный памятник на площади Султан-Галеева. Интересно, что скульптуру женщины-птицы Хөррият напротив НКЦ «Казань» установили в 1996 году как символ татарстанского суверенитета. В чем же разница между этими двумя «свободами»? Почему в Казани нет птицы «Иреклек» или площади «Хөррият»? Много хөррията не бывает Слово «хөррият», как и большинство политической терминологии на татарском языке, имеет арабские корни. Тем не менее оно имеет свою историю в нашей стране. Дело в том, что, судя по оригинальным источникам, мусульмане России называли революцию в 1917 году не иначе как «хөррият». Даже не «инкыйлаб» — собственно «революция», а именно «хөррият» — обретение политической свободы, получение независимости от сюзерена, главным образом в результате революции. В этом состоит содержательное отличие этого слова от «иреклек». Тюркское слово «иреклек» имеет более широкую семантическую нагрузку. Иреклек — это возможность самореализации. Если хөррият предполагает свободу от кого-то и содержит в себе безусловный антиколониальный пафос, то иреклек такого пафоса лишен. В определенном смысле, это «беззубая» свобода, не политическая, а в большей степени общественная, коммуникативная. Иными словами, у мусульман до 1917 года было много «иреклека» и совсем не было «хөррията». В этом плане перспективно сравнение с понятием свободы в России вообще. Олег Хархордин видит в нем ростки республиканизма: «России не противна свобода. Россия усвоила свободу. Просто свобода эта не либерального типа. Не быть в воле другого; не страдать от произвола начальника или коллектива — вот основа этой вольности». Наверняка русская вольность исторически взаимодействовала с татарским пониманием свободы. Выяснить как именно — задача будущих исследований. Французские «уши» татарского хөррията? Генезис этого словоупотребления, скорее всего, лежит в османских переводах лозунгов Французской революции. Уже на афише 1908 года, изданной в связи с Младотурецкой революцией, мы видим «hürriyet, müsavat, uhuvvet» в качестве кальки французского «liberte, egalite, fraternite». В синхронной революционным событиям риторике мусульман России хөррият означал долгожданное освобождение от царского режима, возможность для разработки новых политических сценариев и реализации программы важнейших общественных преобразований. Это видно не только в арабоязычной прессе того времени, но особенно в очень эмоциональных и во многом ситуативных пятничных проповедях, прочитанных с минбаров мечетей между 1917-м и 1920-ми годами. Имам старейшей мечети г. Уфы на ул. Тукая Джихангир Абызгильдин сначала взял небольшой перерыв для политических консультаций с местной властью в феврале 1917 года — в его дневниковых записях нет черновиков проповедей за этот месяц. Но вскоре Абызгильдин нашелся и выстроил целую программу социальных изменений путем строительства системы образования для мусульман и при поддержке сети благотворительных обществ, создаваемых на местах. Абызгильдин не был политическим деятелем, нам ничего не известно о его партийных пристрастиях. Тем не менее он активно выступал публично и использовал минбар мечети как трибуну для продвижения в массы своих идей о религии и политике. Эта политическая программа «освобождения», отчасти пересекающаяся с мечтами «джадидов», конечно же, была освящена соответствующими цитатами из Корана и хадисов пророка. Тем самым сама политическая свобода — хөррият — становилась объектом сакрализации со стороны исламской традиции. Продолжение следует ​Альфрид Бустанов, иллюстрации предоставлены автором Справка Альфрид Бустанов Ph.D. (Amsterdam University, 2013) Профессор факультета истории в Европейском университете в Санкт-Петербурге. Автор книг Soviet Orientalism and the Creation of Central Asian Nations (London — New York, 2015) и «Книжная культура сибирских мусульман» (Москва, 2012). Колумнист «Реального времени».